«Я оказался первым пациентом с таким бесправным статусом»/takiedela.ru
За последние два с половиной года из России уезжали люди разного достатка, возраста и здоровья. Есть среди них и те, кто борется с раком. Кто-то столкнулся с ним уже на новом месте, кто-то решился на отъезд с имеющимся диагнозом. Онкологическое заболевание — всегда тяжелое испытание. В ситуации нестабильности оно становится тяжелее многократно. О проблемах и возможностях лечения за рубежом ТД поговорили с российскими релокантами и экспертами из разных стран
Максим: «На каждом этапе врачи спрашивали, есть ли у меня хоть какая-то страховка»
Максим с братом уехали из страны осенью 2022 года, обосновались в Черногории. Им чуть больше тридцати, в России оба имели стабильную работу. Максиму удалось ее сохранить. «Официально меня уволили, но я продолжаю выполнять свои обязанности удаленно, а зарплату раскидывают по нескольким коллегам, которые переводят эти деньги мне, — рассказывает Максим. — Эта работа — и опора, и балласт. С одной стороны, стабильный доход, а с другой — я мог бы активно заняться поиском работы на новом месте и как-то двигаться дальше».
Брат работу в России потерял, но после долгих мытарств смог трудоустроиться в Черногории. Вместе с работой получил ВНЖ и соцпакет. У Максима ничего этого нет, он «турист» и каждый месяц должен делать визаран: ненадолго выезжать за пределы страны. И именно с ним случилась беда.
«Когда ты в чужой стране и бесплатная медицина, которая всегда была под рукой, больше недоступна, появляется понимание, что теперь любой чих будет стоить денег. Конечно, не хотелось обращаться к врачам с мелочами», — вспоминает Максим. Такой мелочью поначалу показалось и появившееся через год после переезда небольшое уплотнение на шее — не болит, не мешает. Спустя три месяца возникло ощущение, что немеет лицо. Но денег на визит к врачу не было. А когда удалось их подкопить и все-таки дойти до больницы, УЗИ-обследование показало опухоль щитовидной железы. Требовалась срочная операция.
«Раздирали сомнения: откуда бы взяться этой опухоли? а, может, местные врачи просто некомпетентны или хотят заработать на туристе? Стал искать информацию, установил приложение “На поправку” для консультаций с врачами онлайн. И получил из нескольких источников подтверждение, что нужно оперироваться и делать гистологию», — рассказывает Максим.
Большой проблемой оказался языковой барьер. К счастью, повезло с врачом-эндокринологом, которая хорошо знала не только свое дело, но и английский язык. Она же дала контакт хирурга из другой клиники, охарактеризовав его как brilliant. «Врачи на каждом этапе спрашивали, есть ли у меня хоть какая-то страховка, и сами были бы рады помочь», — говорит Максим. Но ни страховки, ни денег у Максима не было, и операцию пришлось отложить.
Цена операции планировалась до 2,7 тысячи евро. Максим искал варианты подешевле — в соседних странах, в Турции, но оказалось, что это была самая низкая цена. Подкопить и одолжить необходимую сумму удалось лишь к декабрю 2023-го — через полгода после появления уплотнения на шее.
За это время опухоль, первоначально локализованная в одной части щитовидной железы, распространилась на другую. Уже в ходе операции, поняв, что поражена вся железа, хирург принял решение о ее полном удалении. Как врач он поступил грамотно, но юридически очень рисковал: проведенная операция оценивалась уже в 3,5 тысячи евро, и не было никакой гарантии, что пациент сможет выплатить эту сумму. Максим смог: на помощь пришли коллеги. Но вначале он никак не мог взять в толк, что происходит: в клинике никто не говорил по-английски. В итоге понял, что ему требуется полное удаление щитовидной железы, но о том, что это уже произошло, узнал после того, как выписку и снимки посмотрели несколько сторонних врачей.
Гистологическое исследование подтвердило диагноз «рак». Требовалось продолжение лечения, и следующим этапом была радиойодтерапия. В маленькой Черногории таких возможностей нет, и Максима направили в Сербию. А дальше снова начались проблемы с коммуникацией. В Сербии не принято общаться по электронной почте, надо было звонить и договариваться по телефону. Максим не понимал своих собеседников, они — его, и драгоценное время стремительно утекало. В конце концов нашелся человек, который взял эти переговоры на себя, и Максим смог поехать на консультацию в Сербию. Сама спасительная радиойодтерапия была назначена на середину июня 2024 года — через полгода после операции!
«Запомнился такой грустно-забавный момент: мне надо было внести депозит до начала лечения, но никто не мог сказать, сколько именно, — рассказывает Максим. — Врачи недоумевали: я оказался их первым больным с таким бесправным статусом, обычно все расходы пациентов покрывает государственная страховка. Меня футболили из отдела в отдел, но никто не пытался на мне обогатиться, все хотели помочь. Когда наконец определились с суммой, она оказалась вдвое меньше, чем за операцию. И это уже не представлялось такой бедой». Но денег все равно было в обрез, и Максим почти два месяца не мог позволить себе пойти на прием к врачу и сдать анализы, зная, что это придется делать перед самым лечением в Сербии.
Пребывание в Сербии получилось даже более комфортным, чем Максим ожидал. Общение на смеси сербского, русского и английского давалось непросто, но он хорошо изучил матчасть в интернете и старался не задавать лишних вопросов. Лечение заключалось (если совсем простыми словами) в приеме капсулы с радиоактивным йодом-131, для того чтобы добить остатки щитовидной железы, которые было невозможно удалить до конца хирургическим путем. Три дня Максим провел в изоляции, поскольку представлял опасность для окружающих. После чего ему провели сканирование, подтвердившее, что терапия прошла успешно. Следующий контроль — через два месяца.
Поездка в Сербию стала первым легальным поводом для пересечения границы, смеется Максим: «У меня было железное алиби — мои медицинские документы, и я впервые чувствовал себя спокойно. Конечно, визаран не преступление, но все-таки довольно серая схема, и каждый раз ощущаешь свое абсолютное бесправие. А еще все время ходят слухи, что могут запретить визараны».
Сейчас Максим дома, в Черногории. Теперь ему пожизненно надо принимать гормоны щитовидной железы. Сначала эта новость напугала — как и все, что связано с платным лечением. Но, к счастью, нужные препараты есть во всех аптеках и стоят недорого. Основной источник дохода сегодня — работа брата. У него средняя, по меркам страны, стабильная зарплата, и если прошлой зимой деньги на операцию пришлось занимать, то на радиойодтерапию они уже собрали сами.
Теперь, когда появился перерыв в лечении, надо подумать о том, как бы все-таки получить ВНЖ, делится Максим. Это непросто, но спасительный статус дает постоянная работа, открытие бизнеса или покупка недвижимости. А прилагающаяся к этому статусу базовая государственная страховка, хоть, возможно, и не покрывает всех затрат, но гарантирует бесплатный прием врача и обследование в государственной клинике. Кроме того, с ВНЖ есть варианты расширенной страховки с доплатой к базовой. «Любая цена страховки будет ниже той, что мы уже заплатили за мое лечение. И ведь в любой момент можно попасть на любую другую проблему со здоровьем», — говорит Максим.
Ольга: пришлось вернуться домой
Ольга немногословна. Но даже совсем скупой рассказ передает глубину трагедии тяжелобольного человека. (Подробнее историю Ольги мне рассказали в заслуживающей доверия пациентской организации.) Пожилая женщина из ДНР с несколькими серьезными диагнозами два года назад оказалась в Польше. Дочь Ольги искала, где их могут принять как беженцев, и такая возможность представилась во Франции. Они жили в маленьком провинциальном городе на пособие в размере около 300 евро на человека. Кроме того, им полагалась социальная медицинская страховка.
Медицинская помощь по поводу рака молочной железы заключалась в обследовании и назначении гормонотерапии и поддерживающей терапии. Но покупать все лекарства надо было за свой счет. Только вот денег на том счете не было совсем. У Ольги удалена молочная железа, и ей нужно реабилитационное белье с протезом груди, заплатить за которое 200–300 евро она тоже была не в состоянии. Обходилась тем, что смогла привезти с собой и что уже давно нуждалось в замене. Не покрывала социальная страховка и лекарства от сахарного диабета. В итоге Ольга решила вернуться домой.
Каждый сам взвешивает риски
Неграждане везде и всегда в более уязвимом положении по сравнению с гражданами, напоминает российский онколог, основатель и руководитель Клиники доктора Ласкова, кандидат медицинских наук Михаил Ласков. При этом каждая ситуация уникальна, и каждый человек, принимая решение тронуться с места, взвешивает риски. Оценивает, хватит ли ему на это сил, денег, времени, здоровья. Возможно, пациент страдает от перебоев с обеспечением лекарствами, при этом у него есть право на репатриацию в Израиль, и там он получит необходимое лечение. А у кого-то нормально налажено лечение в России, а вот легальных оснований для переезда за рубеж нет, и там ему придется очень долго всего добиваться, и с негарантированным результатом.
Но если решение принято, надо собрать максимум информации о возможностях получения медпомощи в избранном для релокации месте и постараться подготовиться, чтобы было как можно меньше сюрпризов, говорит врач. К счастью, сейчас в любой стране есть русскоязычные чаты новых эмигрантов, из которых можно узнать много того, чего не найдешь в официальных источниках. Например, здесь могут подсказать, как решить проблему с прикреплением к врачу общей практики. Дело в том, что сегодня практически нигде нельзя прийти на прием к онкологу напрямую, без направления от такого врача. Но нередко врачи общей практики не берут эмигрантов: работы много и так, а тут лишние проблемы, языковой барьер.
Рассчитать заранее, как быстро удастся возобновить на новом месте лечение, невозможно. Это как повезет, но важно, чтобы задержка не возникла по недосмотру самого пациента. К моменту отъезда должны быть переведены на язык страны релокации и официально заверены все основные медицинские документы. А чтобы не пришлось проводить повторные обследования, в том числе связанные с хирургическими вмешательствами, нужно взять с собой гистологические стекла, диски с данными МРТ и КТ, а также загрузить содержимое этих дисков в облако, советует Михаил Ласков.
И обязательно позаботиться о медицинской страховке, подчеркивает врач. Купить коммерческую страховку, покрывающую риск онкозаболевания, которое есть у человека, невозможно. Это противоречит принципам страхования: нельзя застраховаться от события, которое уже случилось. Но в большинстве экономически развитых стран есть та или иная система обязательного страхования. И если человек въезжает в страну по легальным документам, например как беженец или на ПМЖ, то может рассчитывать на медпомощь в рамках этой системы.
Читать продолжение на takiedela.ru