Просто спросить о раке / vesti.ru
4 февраля во всем мире отмечается День борьбы против рака. Это означает, что появляется возможность привлечь внимание общества к вопросам онкологии и обсудить с экспертами задачи и проблемы онкологической помощи в России.
Что и произошло в Центре развития благотворительности "Благосфера", где состоялся круглый стол под названием "Чего мы не знаем про рак", который провели Русфонд и благотворительная организация Cancer Fund. Здесь обсуждались вопросы ранней диагностики рака, профессионального обучения и компетентности специалистов, онкологической статистики и коммуникации врачей и пациентов.
За два часа ведущие онкологи страны многое успели и не успели. С одной стороны, по каждому из заявленных вопросов было сделано немало резких и откровенных заявлений. С другой — по мнению самих участников заседания — каждая тема требует отдельного долгого и, возможно, не единственного разговора. Это если мы хотим, чтобы ситуация начала меняться.
А то, что без реформ в онкологии не обойтись, согласны были все присутствующие в зале. Причем, в идеале, менять надо сразу все — от образования будущих онкологов до методов исследований и отношений с пациентами. Для начала было бы неплохо, чтобы россияне (и медики в том числе) запомнили сами и рассказали другим, что рак лечится. Особенно при ранней диагностике. На первый взгляд, схема отличная: проинформировали, отправили на обследования, выявили. Начали лечить.
И тут выясняется, что информировать некому. По словам онколога, исполнительного директора Фонда профилактики рака Ильи Фоминцева, "качественных СМИ, которые бы занимались просвещением очень мало".
"Медицинских журналистов очень мало, — констатировал Фоминцев. — Профессионалов, способных работать экспертами, всего ничего. При том что материалы о медицине и здравоохранении всегда находятся в топе самых читаемых. Если журналист не разбирается в медицине, он никак не сможет проверить, что ему говорит в интервью ньюсмейкер, особенно, если перед ним доктор наук с регалиями, которые не означают компетенции".
Трудно с ним не согласиться.
Разговор о "выявили — начали лечить" продолжил хирург-онколог, председатель совета благотворительной организации Cancer Fund, заместитель директора по онкологии Клиники высоких медицинских технологий имени Н.И. Пирогова СПбГУ Андрей Павленко:
"При внедрении ранней диагностики мы столкнемся с тем, что отсутствует профессиональная команда, способная взаимодействовать. Основной эффект от скринига — экономический: через некоторое время мы при помощи ранней диагностики должны сэкономить на лечении рака за счет увеличения в структуре заболеваемости ранних форм. Берем любой регион, пытаемся внедрить там скрининг. Самое простое — составить программу, раздать тест, объяснить, на какую целевую аудиторию он рассчитан. Представим себе, что 100% пациентов все сделают правильно, у части больных он окажется позитивным. Мы получим колоссальное количество людей, которым необходим следующий шаг. И столкнемся с тем, что нет специалистов на дальнейшие обследования, нет оборудования, на котором их можно делать, что местные врачи не готовы к этой программе".
Кстати, о названии. Эксперты уточнили: не только пишущие об онкологии журналисты знают мало, недостаточно или ничего не знают. Этим грешат и сами медики. Оказывается, даже поступив в профильное учебное наведение, получить достойное образование (речь не о получении диплома, а о знаниях) не так уж и просто.
Председатель совета благотворительной организации Cancer Fund Андрей Павленко уверен, что начинать разговор об образовании надо с вузовского, потому что "на этом этапе выделяется недостаточно часов на онкологию".
"За последние 7-10 лет онкологическая наука сильно изменилась. Мы обогатились знаниями, которые в разы превышают общий объем всех знаний, полученных до этого. И если ими не обладать, бессмысленно идти в онкологию. Сложно назвать специалиста в медицине, который должен обладать более широким кругозором, чем онколог", — считает Андрей Павленко.
По рассказам специалистов выходит, что мы не знали (но подозревали), что в вузах не хватает и профессоров, достаточно компетентных в своей сфере. Оказывается, будущий онколог должен заниматься самообразованием. Причем на английском языке, поскольку в России не ведется никаких исследований, и предложенная студентам научная база на русском — это, по большей части, сделанные на скорую руку переводы. Между тем, по словам Павленко, который сам постоянно занимается подготовкой онкохирургов, "в институте не требуют иностранного языка, в результате меньше 10% студентов знают английский".
От рассказа врачей об ординатуре стало совсем грустно: выходило, что вся система медицинского образования не готова выпускать специалистов. Чего мы не знали и, честно говоря, надеялись, что это не так, но будущие онкологи, находясь в ординатуре, используются как чернорабочие. Ни на одну манипуляцию, кроме мышечной инъекции, ординаторы не имеют права. Они не имею юридического статуса в клинике, они там не трудоустроены. Ни обучить чему-либо человека, который не обладает юридическими правами, ни поставить ему руки как хирургу — невозможно.
Онколог, гематолог, основатель Клиники амбулаторной онкологии и гематологии Михаил Ласков считает, что у россиян, мечтающих стать образованными онкологами, ситуация бесперспективная: "Мотиваций немного: прославиться, помогать людям, зарабатывать деньги. Ничего из этого онкологам не светит, что становится понятно через полгода ординатуры. Я не верю в нормальное образование без мотивации. Если студентам негде реализовывать свои знания, они понимают, что учиться бессмысленно".
Читать продолжение на vesti.ru